Моя «красная» школа

Это – моя школа. Раньше ее называли «красной» по цвету кирпича старинной кладки, а правильно она называлась начальной. В нее ходили дети с Горной улицы, Лапшинской, Политотдела, Калинина, Колесной, Украинской, Камышинской и Пионерской.

Шли пешком, по двое –трое от улицы, а встречались при переходе через стремительный ручей, бегущий в Казанку. Помогали друг другу перепрыгнуть водную преграду, бывало зачерпывали сапогами или галошами (с осени до весны ходили в валенках с галошами) и тогда почти бежали в школу, где сушились у печки. Печки – голландки, которые растапливали уборщицы, грели очень многих…

На торжественную линейку 1 сентября я не успела (мы переезжали из Персидской Ольховки), и в школу меня привел отец 2 сентября, опоздав на начало урока. Учительница – а это была Зинаида Павловна Поцелуева, — не прерывая занятия, усадила меня на третий ряд за третью парту рядом с Сережей Петровым. Сидели вместе мы недолго: я плоховато видела и вскоре перешла за первую парту среднего ряда, но Сережа забывать о себе не давал долго. Он кривлялся, толкался, строил рожицы и пел частушки:

Сашенька, Машенька,

Оленька, Наташенька,

Ишь ты, подишь ты,

Что же говоришь ты!

Кстати, о пении. Учителя музыки в школе не было вовсе, и пели мы под взмах руки Зинаиды Павловны:

Как на тоненький ледок

Вышел Ванечка-дружок…

Танцевали матросский танец «Яблочко» под ее «там-там-та-та, да та-та-там, та-та…». И даже акробатические этюды в сатиновых черных трусах и светло-голубых футболках исполняли под эти «там-там-та-та».

Вообще, у нас в школе работали хорошие учителя: Валентина Елисеевна Смолянская, Валентина Николаевна Нежинская (ее так любили, что бежали навстречу, едва завидев издалека), Александра Елисеевна Керина и Лидия Николаевна (фамилию не помню). Но самой родной была первая учительница – Зинаида Павловна.

Она была очень женственной, нарядной, всегда с прической и в изящных туфельках! Была очень улыбчивой, несмотря на то, что прошла всю войну от Сталинграда до Вены. И мы, дети, поздравляли ее и с Днем Советской Армии, и с Международным днем 8 Марта. Писали открытки и дарили красивые носовые платочки – иных подарков Зинаида Павловна не принимала, да и у кого они тогда были?!

Наша красная школа жила активной жизнью. Классы разбивались на «звездочки» и соревновались между собой (в чем заключалось соревнование, не помню). Перед началом уроков в дверях стоял санпост и проверял чистоту ушей, рук и состояние ногтей. Больше проверяли мальчиков. Девочки всегда были умытыми, свежезаплетенными и в выглаженной форме.

Ходили мы одинаковыми: в коричневых формах, в рабочих черных фартуках либо в праздничных белых, в штанах с начесом, когда бывало холодно, поэтому одна девочка среди нас очень выделялась.

Тут отойду немного от темы.

Когда-то наше Котово был комсомольской стройкой, на которую приезжали молодые семьи. Больше всего почему-то было приезжих из Калининской области. Для них были построены два барака (сейчас на этом месте стоят двухэтажки, когда-то выстроенные «Сельхозтехникой» для своих работников). В бараках было много детей, и мы, ребятня из близлежащих домов, ходили к ним играть. С нами в лапту, штандера, разрывные цепи играли и взрослые – им было лет по тридцать. Вот из одной из этих семей происходила Света.

У нее была белая-пребелая кожа, белые-пребелые волосы, собранные под бант и чистые серые круглые глаза. Она была такой промытой и светящейся, что с ней хотелось или дружить, или довести ее до слез.

Надо сказать, что плакала она легко и вдохновенно. От радости, что в космос полетела Валентина Терешкова. От горя, что кто-то сломал ветку тополя. Плакала она и от нашего предательства. За которое стыдно и поныне.

Однажды шли мы ватагой в школу. Накануне прошел дождь, и двор у правления колхоза «Путь к коммунизму», через который шли, был в лужах. Тут кто-то из девочек, вроде со смехом, толкнул Свету, и она упала в грязь. Поднялась. И здесь всем стало не смешно – стыдно до обморока. Я, не заступившаяся за подругу, малодушно посоветовала ей идти к моей маме, чтобы та отмыла и высушила Светкину одежду (свою маму Светка боялась).

Мама отмыла и Свету, и ее одежду, высушила-выгладила и отправила девочку в школу. Света пришла тихая, но не обиженная. О чем там с ней говорила моя мама, не знаю, но она сумела сгладить ситуацию

В школе на большой перемене было принято кормить детей: из РайПО на подводе запряженной смирной лошадью привозили флягу молока и разливали его по стаканам К бесплатному молоку прилагался пирожок с повидлом за 5 копеек или «птичка» с глазом-изюминкой за 7 копеек И хотя мы голодными вроде не были ели все подряд Набухшие почки вязов – их называли «кашкой»; гроздья акации; розовый клевер, выдергивая из него сладкие соцветия; калачики; какую-то маленькую траву с четырьмя фиолетовыми лепестками и горьким корнем, называя ее редиской; терн, калину, дикие груши и яблоки, хозяйскую вишню. Своими познаниями в поедании растений щедро делились и вниманием не обходили никакую траву.

Не могу сказать, был ли наш класс дружным. Тогда не принято было дружить мальчикам с девочками – все больше портфелями по спинам друг друга били. Но девочки дружили по территориальному признаку. Так, Оля Смолянская дружила с Леной Запорожской и Ниной Манжосовой; Валя Скачкова — с Олей Гончаровой; Рая Сухорученко – с Лидой Нежинской и Надей Белоусовой; Галя Фисенко — Галей Бодряновой, Светой Соколовой и со мной. Дружим мы и сейчас. Теперь уже безо всяких признаков.

В конце четвертого класса мы стали готовиться к переходу в третью школу.

Уходить не хотелось. Здесь все было своим: и светлые теплые классы, и чистый двор, и тополя под окнами. И мы подогревали друг друга репликами, что третья школы – белая (по цвету белил), то есть учащиеся школы – «беляки», а мы – «красные», значит, герои.

Моей «красной» школе – 110 лет. В ней все без перемен. Разве что не малые дети по коридору ходят, а большие. И это радует. Потому что есть на свете уголок, как надежный остров. К нему причаливают корабли или проходят мимо. А он машет тополиными ветками вослед и желает всем счастливого плавания.

Зоя Соколова