Дедушкин двор
Николай Степанович Васильченко — художник: его картины излучают свет. Но еще он прозаик: его проза — тонкая. А также — поэт: его стихи — щемящие.
Родился Николай Васильевич в Коростино Котовского района. Коростинской же школе он и оставил свое наследство: сотни картин и зарисовок. А всем нам он оставил воспоминания.
Вот одно из них, самое теплое и трогательное.
«Это случилось очень давно. Году этак в 1938. После долгого отсутствия в родном селе (хотя прощел только год), я, шестилетний мальчуган, возвращался туда, откуда вывезли меня в чужой дом и чужое село. Ехал я в гости к дедушке и бабушке. В дороге случилось приключение.
У тарантаса, надо сказать у совершенно шикарного тарантаса, сломалось колесо. Посыпались спицы. Обожаемый мной лихой кучер дядя Панас решил добраться потихоньку на трех колесах. Тарантас накренился и концом оси чертил на дороге глубокую борозду. Мы втроем: дядя Панас, я и его сын, мой однолеток Серега, шествовали рядом. Изредка дядя Панас давал нам по очереди вожжи, и мы, умирая от ответственности и восторга, правили горячими, не привычными к тихой езде лошадьми.
До села, куда мы ехали, было километров пять, но тогда они мне казались неимоверной далью, и то, что я эту даль прохожу пешком и нисколько не устаю, наполняло меня никогда не испытанной гордостью. Радость, какая была радость! Она рвалась наружу, не было ни сил, ни терпения удержать ее внутри себя.
Как только мы въехали и вошли на первую улицу села, я не выдержал и побежал. Я ни на минуту не сомневался, что дедушка с бабушкой только и делают, что ждут-не дождутся, когда я приеду к ним, а уж когда расскажу что я пешком прошел такую даль, то они просто засияют от восхищения внуком. Полный этих радостных предчувствий, я вбежал в дедушкин двор.
Во дворе — никого. Дверь на замке. Обежав все закоулки, я никак не мог поверить в то, что никому нет никакого дела до того, что я приехал.
С комом в горле от обиды я побежал на ферму, где бабушка с дедушкой выращивали кроликов для колхоза. Там тоже никого. В растерянности я побрел обратно в надежде встретить хоть кого-нибудь из знакомых ребятишек. Никого. Село было безлюдным.
Еще раз проверив несомненность замка на двери дедушкиного дома, я пошел на ту улицу, где мы жили до отъезда. Там тоже стояла непонятная тишина. Тотчас же я почувствовал, как неуютно и неприкаянно кругом. За углом Меркулова дома, где я укрылся от ветра, послышался какой-то тревожный шум листвы, увиделось кружение пыли и тут возникла какая-то непереносимая тоска от безлюдья. Я с непонятным смятением в душе стал чего-то ждать и всматриваться в некогда любимые, а теперь какие-то незнакомые дорожки, заросли калачиков, плетни, палисадники, окна домов, крыши, трубы. Все вдруг стало чужим мне и далеким-далеким.
Этот день, конечно же, забылся и потонул в бесконечных событиях детской жизни. Но иногда, совершенно без повода, возникает вдруг беспощадная тоска и одиночество от той безлюдности. Тогда я задумываюсь и пытаюсь понять что-то важное и неуловимое».
Записала Зоя Соколова
