Ирина
На днях мы отмечали День матери. По традиции благодарили матерей и говорили о том, как мы их любим. А вот о любви и уважении между снохой и свекровью говорят очень редко. Мне хочется восполнить этот пробел.
Ей немногим за 40. Половину из этих лет она удачно замужем и почти столько же лет живет со свекровью. И не то, чтобы она пришла в дом мужа и свила там свое гнездо — как раз наоборот: в свое с мужем жилье они пригласили немолодую уже женщину. Она была с характером и порой вредничала. Даже обижала сноху и не глядела в ее сторону. Кого пожилая женщина не обижала, так это внучку, с которой поселилась в комнате — светлой и самой теплой.
С переменным успехом для обеих текла жизнь. Молодая женщина с мужем работали, дети (их двое) были под присмотром бабушки. Вот дети выросли, а бабушка заболела. Да так, что стала нуждаться в постоянном присмотре и неустанной заботе. Памперс надеть и поменять — это раз. Умыть, помыть, расчесать, нарядить в халат, вывести к кухонному столу — два. Покормить едой, которую старушка хочет; дать ей таблетки — три. Потом отвести на кровать, поставить у кровати стакан с водой, уложить и рысью бежать на работу — четыре, пять, десять.
И так каждый день — без выходных и праздников. Вечером надо помыть болящей ноги, вытереть их досуха, постричь, если надо, ногти на руках и ногах, выдать лекарства и пожелать доброй ночи. А самой идти в ванную комнату, чтобы постирать вручную мелкие вещи.
Свекровь теперь не отворачивается и не кривит губы. Она, прежде не всегда называвшая имени снохи, зовет ее уважительно полным именем. Та зла не помнит и направляет семейную жизнь в нужное русло. Она помнит дни рождения детей и внуков старушки и ненавязчиво предлагает помочь студентам — внукам или порадовать подарками именинников.
Она придумывает сценарии праздников и печет фирменную «шарлотку». А еще — внимание! — она, если свекровь переживает гипертонический криз, коих за осень было раза четыре, ложится на койко-место дочери и караулит свекровь. Слушает ее воспаленные речи, поддакивает, периодически перемеряет давление и дает нужное лекарство. И так до того времени, пока кризис не минует.
Случается, она приходит ко мне очень огорченной (бывает и такое) и не может говорить. Начинаю издалека и негромко — глядишь оттаяла. А заканчиваю наши беседы всегда одинаково: «Ты ведь не только старому человеку помогаешь — ты строишь свою собственную старость, которая еще далеко. Твои дети видят твое самопожертвование и отнесутся к тебе точно так же: бережно, заботливо. Они тебя никогда не оставят в казенном доме».
Она соглашается. А я смотрю на нее — тоненькую, черноглазую и чернобровую и понимаю, что у заботы о больных (на руках у нее был и дедушка) и немощных, о беспомощных и бестолковых, о вздорных и вредных, есть имя — Ирина.
Зоя Соколова
