Мама
Мама родилась в Казахстане в августе далекого послевоенного 1948 года. В многодетной семье: четыре сестры и один брат. Родителей похоронили рано. Старшие, как это водится, досматривали за младшими. У каждого был свой неповторимый характер. Постепенно все повыходили замуж.
В 1970 году вышла замуж и мама. Как говорили, за «Никулина». Отец в молодости, да и потом внешне был сильно похож на Юрия Никулина. Жаль, что не характером.
Мама была довольно застенчивой. Внешне не красавица, но приятная. Работящая. С хорошим чувством юмора, могла точно изобразить походку других людей и их манеру говорить. Люди к ней всегда тянулись. Потому что умела выслушать и посочувствовать, дать дельный совет.
Был такой случай. Они только-только поженились с отцом. Мать пальчиками очистила себе жареных семечек и аккуратной горкой сложила на стол, чтобы неторопясь съесть. Подошел отец и своими ручищами одним махом все сгреб и закинул себе в рот. Мать заплакала. Отец думал, что удачно пошутил. Не понимал, что после смерти родителей ее легко было обидеть.
Когда отец нас бросил, мама, хоть ей и давалось это непросто, старалась сосредоточиваться не на горе, а на том, чтобы нам было хорошо. Мы никогда не были голодными или плохо одетыми. Жили бедно, но всегда чисто. Кушали всегда вместе. Любили готовить всей семьей. Особенно когда мама доставала где-то мясо и мы лепили пельмени.
У меня до сих пор на указательном пальце шрам от мясорубки. Мама крутила фарш, а я, лет пяти-шести, месил маленький кусочек теста, который она дала мне, чтобы я тоже чувствовал себя поваренком. В какой-то момент, когда мать на секунду отвернулась, я решил протолкнуть кусочек мяса в мясорубке. Вот тут-то и раздался мой крик. Палец сохранился, шрам остался.
Черты лица, голос и особенно руки матери я помню до слез хорошо. Смех ее слышу как сейчас. Наверное, потому, что сам смеюсь точно так же. Помню ее походку, ее умение скромно, но со вкусом одеваться. Часто вспоминаю ее идущую откуда-то по дороге домой. Особенно любили с сестрой ждать маму из магазина. Она умела разумно расходовать тяжело достававшиеся ей деньги. При этом мы ни в чем не были обделены. Не помню, чтобы мы завидовали другим детям, их игрушкам или лакомствам.
Мама долгие годы моего детства тяжело работала на кирпичном заводе нашего совхоза. Не всякие мужские руки выдержат часами таскать тяжелые из сырой глины кирпичи, укладывать их в штабели, а когда они высохнут, перетаскивать их в печь для обжига, а потом, еще почти горячие, обратно.А тут женщина!
Я частенько бывал у нее на работе. Видел, как ее там уважают, прислушиваются к ее мнению.При этом она никогда не соглашалась стать бригадиром, не любила командовать людьми, быть на виду. Работа была тяжелой, а заработки едва дотягивали до 100 рублей в месяц. Для сравнения: в то время в столовой можно было хорошо пообедать на рубль. Но прожить на эти деньги женщине с двумя детьми было, ох, как непросто.Алименты отец платил мизерные. До сих пор помню адрес на алиментных квитанциях – г. Котово.
Летом во время каникул я вместе с другом Колькой иногда устраивался работать на мамин кирзавод. Работу нам давали посильную – собирать кирпичный лом. Мастер закрывал нам наряды не хуже, чем для взрослых. Однажды я тоже получил аж целых 100 рублей в месяц. Помню, половину я потратил на радиоприемник со знаком качества, а вторую половину отдал матери.
Стоит сказать, что мама хорошо пела и здорово играла на гармони, чему и меня научила. Первую гармонь «Чайка-2» мне купила именно она. Уже через неделю я умел сносно играть одну мелодию. Иногда вечерами мы с мамой в два голоса пели старые песни. Маме было у кого поучиться. Единственный брат матери дядя Толя окончил музыкальную консерваторию и мог играть на многих инструментах, любимым у него был пятирядный баян. Помню, незадолго до его внезапной смерти, мы приехали к ним в гости под Троицком, и он всю ночь играл для меня на своем концертном баяне. Особенно запомнил и полюбил я в его исполнении тогда полонез Огинского – красивейший величественный польский танец-шествие. В итоге, с возрастом, с гармони я тоже перешел на баян…
Мамы и отца нет уже почти 10 лет: живя в разных краях, они как будто сговорившись ушли в одно лето одного года. Долго не укладывалось в голове, что их больше нет. Уверен, что с уходом родителей, уходит огромный кусок нашей памяти. Большей частью — памяти о детстве.
Чем старше я становлюсь, тем больше проступают во мне, вытесняя отцовские, черты моей матери: ее голос, смех, дорогие черты ее лица. Плачу я, оказывается, тоже как она. Иногда, когда сильно захочется ее «увидеть», не только достаю фотоальбом, но и всматриваюсь в свое отражение в зеркале. Образ матери будто просочился сквозь толщу времени и остановился на мне. Хотя бы так она всегда остается со мной…
Виктор Гранин,
Котово, 01 июля 2020 года
