Ко Дню матери

Эти истории я собирала по разным дорогам, чтобы сегодня, в День матери, поделиться ими.

НАНА

Поезд был готов к отправлению, когда в вагон протиснулась женщина с двумя сыновьями-погодками лет 2-х-3-х и кучей сумок. Пока они переводили дыхание и оглядывали свои две верхние полки – пассажиры (и я, конечно!) смотрели на вновь прибывших.

Не очень молодая, не очень симпатичная мама, безвкусно наряженная в бархат светлых тонов. Мальчики же были совершенно обыкновенными, если не считать их особенности: они совершенно не реагировали на русскую речь. По отрывистым и не очень внятным словам поняла, что это чеченская семья (вот почему такое обилие бархата!). Но не о национальных особенностях нарядов хочу сейчас рассказать, а о повседневном материнском подвиге.

Наступил глубокий вечер. Все улеглись. Уложила и мать своих ребятишек – на одну из верхних полок. Однако не легла на соседнюю, а осталась стоять, протянув к детям руки, чтобы они не упали.

Здесь, предвидя вопрос: почему им никто не уступил нижнюю полку, скажу, что в вагоне в пределах видимости ехали очень немолодые.

Так вот, задремлю, глаза открою – стоит мать. Усну-проснусь – стоит. Сначала твердо стояла, потом наклонившись: ночь свое берет! Когда перед рассветом открыла глаза – мать спала, опустившись в проход. Чтобы ее ребятишки, даже упав, не ушиблись, а свалились на нее. В своем пышном платье на грязном полу вагона она была похожа на прекрасный цветок «Нана» (чечен., мама).

НЕЖНОСТЬ

Сначала в маршрутке все толкались и даже поругивались, усаживаясь по местам. Машина уже тронулась, а люди все гомонили. Вдруг разом притихли и заулыбались. Потому что молодая женщина, сидящая на переднем сиденье, достала из сумки детский костюмчик, только что ею купленный, и стала его разглаживать ладонями. И столько любви было в ее движениях, столько умиления, что никто даже не смотрел на ее простоватую внешность, а только на руки, ласкающие одежду малыша.

Из машины я вышла потихоньку, чтобы не нарушить всеобщую атмосферу нежности.

ДЕТИ СОВСЕМ

Они были совершенно одинаковыми, как горошины: юная мама и ее маленькая дочка. Круглолицые, лохматые, с веселыми глазами и улыбчивыми ртами. «Очень ранний ребенок», — посетовала я про себя. Однако жалела их зря, потому что они хорошо ладили: ребенок не капризничал, мама не сердилась.

Их местечко в поезде оказалось на нижнем боковом в соседнем купе плацкарта. И потому смотрела я на них дело не в дело: в начале, потому что некуда больше, потом – потому что интересно.

Этим неранним утром проснулись они одновременно. Уселись на полке лицом друг к другу. Мама достала из сумки пакет с конфетами, на правах старшей выбрала те, что получше, и спрятала себе за спину. И стали они есть. Мама – то, что припрятала, дочка – что досталось. Безо всяких там обид и недоразумений. Наелись. Личико малышки заблестело от шоколада. Мама облизала малышкины щечки, притянула к себе. Минута – и они улеглись, отворачиваясь, что-то по голубиному воркуя. «Кормит грудью», — поняла я. Еще через какое-то время они уснули. А мы, те, что в вагоне, еще долго улыбались, глядя на них.

Совсем еще дети…

БУРАТИНО

Молодая женщина была светлокожей и светловолосой. И можно было бы, наверное, назвать ее хорошенькой, если бы не великоватый нос и большой рот. «Буратино!» — было первым, что пришло мне в голову.

Она была неспокойной и даже как-то странно себя вела: сидела спиной к проходящему мимо люду и руками, как крыльями, кого-то загораживала. В уголочке этот кто-то поскрипывал и покряхтывал. Ребеночек! Мать отводила от него, больного, чужие взгляды. Так она сидела долгие часы, вглядываясь в малыша, что-то тихо ему пришептывая. Потом задремала, не забывая прикрывать ребенка.

Утром маленькому стало получше. Он уже не кряхтел как старичок, а по-птичьи посвистывал. Обрадованная мать подняла его к своему лицу: батюшки! Как же они были похожи! Большеватые рот-нос, круглые глаза, одинаково восторженно глядящие друг на друга. Прямо два Буратино!

КАК БЕЗ ТЕБЯ?

Мне нравится смотреть на лицо этой молодой женщины, любующейся своей маленькой дочерью. Я вижу, как на ее щеках начинает проступать потайной румянец, глаза полнятся светом, а на губах появляется тихая светлая улыбка, и губы шепчут своей малышке, егозе и вертушке: «Как же я без тебя жила?..»

Зоя Соколова