Необычный пациент
В Котовском психоневрологическом интернате находится когда-то широко известный не только в нашем регионе, но и в столичных кругах писатель Леонид Габышев.
Самое громкое произведение Габышева «Одлян, или Воздух свободы». Сейчас Леониду Андреевичу – 64 года. Будучи подростком, Габышев угодил в колонию для несовершеннолетних. В нашумевшем романе описано то, что происходило в местах лишения свободы в те годы.
В знаменитом на весь мир журнале «Новый мир» роман вышел тиражом более 2 600 000 экземпляров.
По мнению критика Натальи Ивановой, «Одлян…» — жестокая, откровенная и шоковая проза о колонии для малолетних преступников. Яркий роман был издан и за рубежом: в Париже имя его автора в 90-х годах позиционировалось как «Человек года».
Но уже в 1995 году у Леонида Андреевича, который еще в детстве вследствие пулевого ранения в лицо получил тяжелую черепно-мозговую травму, стали проявляться признаки психического расстройства. И вот уже 17 лет он находится под присмотром врачей в Котовском интернате.
Приводим интервью Надежды Алешниковой с писателем, опубликованном на сайте «Город героев»:
-Леонид Андреевич, с кем из советских писателей вы были знакомы?
— С Андреем Битовым, Беллой Ахмадулиной. Со многими творческими людьми был знаком, но не все фамилии помню. Подолгу разговаривал с ними. О жизни, о судьбе своей. Да обо всем на свете говорил.
К Битову решил обратиться за помощью в издании романа. Почему? Потому что человек он совестливый, справедливый, порядочный. Узнал его московский адрес через справочное бюро. Мог бы и к другим писателям пойти, но те, другие, может, и пишут очень хорошо, но… Словом, к Битову пошел. И не ошибся.
— Как вас, нежданного гостя, встретил известный писатель?
— Хорошо принял. Кофе с ним попили, поговорили. Я отдал ему свой рукописный роман «Одлян, или Воздух свободы». Сказал, что приду завтра за его рецензией. Говорю же, он хороший человек.
— Роман полностью автобиографичен?
— Да. В Москве я сначала сам пытался отдать его в издательство. Но меня остановил милиционер и «пробил» мои паспортные данные с волгоградской пропиской. Узнал, конечно, что я уже дважды судимый. Сказал мне: «Какой ты писатель! Вот тебе паспорт. И чтобы через 24 часа тебя в Москве не было!» Не поверил, что огромное количество мелко исписанных страниц — это моих рук дело.
— А кого Вы можете назвать самым значимым человеком в своей жизни? Мать? Отца? Дочь? Друга?
— Сложный вопрос. Не буду на него отвечать…
— Леонид Андреевич, а кто из вашего окружения повлиял на написание романа? Это литераторы?
— Прекрасно знающие литературу люди, разбирающиеся в ней досконально. Понимаете, многие «в стол» пишут. Просто для себя, как говорится. Поэзию, прозу. Публикуются единицы из пишущих. Я был знаком с покойным уже ныне Михаилом Зайцевым. Он один раз в неделю вел обучающие семинары в волгоградском СП, как надо писать стихи, рассказы. Мне это было очень интересно. Я ведь не сразу, вернувшись из колонии, в руки взял ручку и сел писать. Когда все-таки написал, получилось плохо, прямо скажу. Переписал…
Да, еще повлиял на меня Юрий Модестович Акутин. Не могу точно сказать, какое образование у него было. Но литературовед он был прекрасный. Мы с ними план моего романа составили, затем определили, что за чем должно быть изложено. И я стал писать. Обо всем, что со мной произошло.
— Леонид Андреевич, расскажите, как сложилась ваша судьба после выхода в свет «Одляна…»?
— Андрей Георгиевич Битов пробивал издание моего творения целых шесть лет. В 1989 году в журнале «Новый мир» вышла его сокращенная, журнальная версия. За это я очень благодарен писателю. В день после прочтения романа он, правда, сказал, что за рубежом не советует печатать его, потому что у меня могут быть серьезные неприятности — вплоть до нового тюремного срока. Но в нашей стране «Одлян, или Воздух свободы» взбудоражил умы тысяч обычных советских людей. А после «Нового мира», уже в 1990-х годах, роман выходил как отдельная книга, в полной версии.
Насчет судьбы скажу, что работал и сторожем, и корреспондентом. Думал. Читал. Писал. Женился. Вскоре мы развелись. Здесь, в интернате, меня навещают дочь Люба (ей уже за 40) и сестра. Есть и внуки. Вот их я, к сожалению, никогда не видел. А первый внук лет в восемь трагически погиб под колесами машины.
— Чем вы заняты в интернате? Как проводите свое время? Есть ли у вас друг или единомышленник?
— Друга здешнего уже нет в живых. Замены ему нет. В интернате я уже 17 лет. Скучно тут, однако. А вообще-то зря так говорю! Не учел, что с Еленой Владимировной, психологом, частенько занимаюсь. Воспитатели Ирина Анатольевна и Ольга Николаевна помогают скрасить мою жизнь: аудиокниги с удовольствием слушаю, на концерты хожу разные – артисты в нам приезжают, да и цирк бывает. Но, поверьте, привыкнуть к интернатной жизни трудно. Домой, в Волгоград, очень сильно хочется.
— Если вернуться в прошлое, как же получилось, что подросток Леонид Габышев попал в колонию?
— В 15 лет получил первый срок. Обокрал соседей. Да, знал, что нарушал правила и законы. Но наш соседский конфликт вылился вот в такое мое преступление. Все просто и легко давалось в юности: захотел – подумал – сделал. За все кражи, угоны и прочие противоправные действия получил свое «колючее» возмездие. Впрочем, всю мою юность можно тоже назвать именно такой – «колючей».
В общей сложности, два срока обошлись мне в пять лет лишения свободы. Непросто все вспоминать…
— Мысли о написании произведения о нравах среди преступников в колонии возникали в то время?
— До начала 1980-х годов я думал об изложении тюремных событий на бумаге. Писать стал только в 1982 году. Первые наметки будущего романа уже были, но я размышлял: «Нет, не так надо. По-другому напишу». Читал очень много самой разной литературы — таким образом учился писать. И постепенно набирался опыта. Не в один день роман получился. Целый год писал. И, еле упаковав «Одлян…» в портфель, поехал в Москву. Была цель – добиться опубликования романа.
— И вот так сразу, прямо с вокзала, к Битову?
-В Москве у меня жили очень хорошие знакомые – семья Акутиных. Сам Юрий Модестович умер, к сожалению, ко времени моего приезда в столицу. Да, не довелось ему прочитать мой «Одлян…». Так вот, его родные стали первыми читателями еще рукописного романа. И плакали, и смеялись. А встреча с Битовым состоялась позже, когда уже понял, что сам пробиться в издательство не смогу.
— Признаюсь, что при чтении вашего романа мне было вовсе не до смеха…
— Это потому, что читали вы журнальную, сокращенную версию. А в полном варианте там есть над чем улыбнуться. Я ведь описывал события как они есть – плохие и хорошие, грустные и смешные.
— Леонид Андреевич, а не возникало у вас желания написать о своей сегодняшней жизни в интернате?
— А что писать? Роман вряд ли получится. Жизнь моя здесь однообразная и тоскливая. Тут все подчинено распорядку, режиму, правилам. Все одно и то же изо дня в день, из года в год. Я, скорее, наблюдатель всего происходящего, чем участник. Нет таких особенных мероприятий или людей, открыто говорю, чтобы они мне понравились, по душе были, о ком можно было бы рассказать.
— Этим летом Вы будете встречать юбилейную дату – 65 лет. Чего вы хотели бы пожелать себе в жизни?
— Прежде всего, здоровья. И еще чтобы дочка с сестрой ко мне в гости приезжали чаще. Я жду их всегда…
…В знак благодарности я пожала собеседнику руку. И в ответ получила еле слышное: «Спасибо вам…». Писатель смотрел на меня безучастно и отстраненно. Будто так и остался там, где прошла его «колючая» юность – зябкая, по-мужски суровая, битая и озлобленная на весь мир.
