Бедная Лиза
80-летняя старушка была настолько больна, что все ожидали ее смерти. Дочка ее, Лиза, жила в другой части города. И когда что-то случалось с матерью, бросала все домашние или служебные дела, покидала теплое место рядом с мужем, и мчалась на помощь: делать уколы, убирать, мыть, подавать и утирать. Потом садилась в изголовье больной и задремывала, пугаясь и вздрагивая.
Мать жила не одна, а со старшей дочерью, сестрой Лизы, какой-то непутевой и невезучей. Во время визитов Лизы сестрица спокойненько спала в дальней комнате. Утром Лиза плелась на работу, предварительно припудрив темные круги под глазами. А на немой вопрос сослуживцев отвечала пожимая плечами, что пока все без изменений.
Прошел год, второй…пятый. Действующие лица, как и декорации, оставались прежними:сестра лежала, мать ветшала, Лиза стервенела. Лизиному мужу давно уже надоела такая походно-передвижная жизнь, и он пытался как-то регулировать Лизины бега. Та зло огрызалась и стояла насмерть. Больная же мама со своей стороны тоже давила на дочь: вскидывала в пространство прозрачную руку и внушала: «Зачем тебе муж, если у тебя есть я? Он тебе не нужен, бездельник и тупица. Вот когда я умру, вспомнишь обо мне не раз».
На исходе шестого года, выслушав тираду в очередной раз, Лиза не выдержала: «Ты никогда не умрешь. Ты бессмертна!». Мама в изнеможении прикрыла глаза и не открывала их, сколько Лиза ни плакала и ни просила прощения. Доведя дочку до нужной кондиции, когда дыхание у той превратилось в сплошной хрип, мать простила неразумную дитятю и в назидание сказала, чтобы подобного не повторялось. Дочь оказалась послушной и вслух таких слов больше не произносила.
Но кто бы знал, что творится в ее душе…Лиза порой (боюсь сказать эти слова) ненавидела мать. За то, что сама ведет растительный образ жизни и ее держит около себя, как привязанную, не позволяя не только передохнуть или вздохнуть, но даже отлежаться при недомоганиях. За то, что не давала жить с мужем, и тот нашел себе утешительницу на стороне. За то, что агония затянулась и стала непереносимой. За то, что…да за все вместе.
Мать, наверное чувствовала Лизин внутренний мятеж и потому принимала все ее ухаживания без тени благодарности. Как должное. обязательное и само собой разумеющееся. Когда срок маминой болезни перевалил на седьмой год, вечно спешащая Лиза попала под машину. Среди вмиг образовавшейся толпы она лежала, не выпуская сумки из рук. Кто-то из женщин, стоявших ближе всех, прошептал: «Улыбается…».
И впрямь, лицо Лизы похорошело. С него исчезло загнанное выражение, разгладилась вертикальная морщинка между бровей, и губы, всегда собранные в куриную гузку в пылу борьбы за мамину жизнь, как-то по-детски приоткрылись, расправились. Она стала свободной.
Мама пережила Лизу месяца на два: старшая дочь уколы делать не умела и об уходе за престарелой родительницей имела самое приблизительное представление.
Однажды сестрица-никчемушница кому-то обмолвилась, что последним выдохом матери было: «Бедная Лиза…».
Зоя Соколова
