Глаза в глаза
Чтобы рассказать о подруге, я несколько раз доставала эту фотографию из студенческого альбома и столько же раз убирала ее. Больно. Сегодня я собралась с силами. Она была для меня Ниной, Нинулей, Нонкой — в зависимости от настроения. Она была доброй и надежной — всегда. С ней связана моя юность, молодость и вся моя жизнь.
Нина Байер была моложе меня, и я два года ждала, пока она закончит школу. Потому что мы надумали ехать на БАМ. В райкоме комсомола нам были не рады (это я теперь понимаю, почему: ей было 16 лет, мне -18), но дали направление в СУ-5, чтобы мы приобрели специальность штукатура-маляра.
Работали мы в разных бригадах, но уставали одинаково сильно. Однако как ни уставали, на городские вечера танцев ходили неизменно. Мы были, как сейчас говорят, продвинутыми и при разговорах со сверстниками направо и налево сыпали названиями вокально-инструментальных ансамблей того времени: «Скальды»», «Но то цо», «Криденс», «Лед Зепеллин».
Наша трудовая деятельность окончилась летом и мы, позабыв про БАМ, поехали учиться в Харьков. В этот город мы влюбились сразу и навсегда. В его выложенную брусчаткой Сумскую улицу, в спокойную речку Лопань, в тихую окраину города — Алексеевку, в которой находился студенческий городок. В одном из общежитий городка и началась наша самостоятельная жизнь. Но прежде, в ожидании койко-места мы ночевали на вокзале, аэропорту, спали «валетом» на сдаваемых спальных местах и даже умещались в полудетских кроватках.
Нина никогда не ныла, не ругалась на неудобства и не жаловалась. После таких ночевок мы шли в столовую, чтобы порадовать себя, и Нина на правах «финансового директора» покупала по тарелке манной каши — она стоила девять копеек, по стакану чаю за три копейки и по пирожному за десять копеек.
Нина всегда была рядом: за стулом в аудитории, по дороге в общежитие, в походах по магазинам или гостям. Даже кровати наши стояли так, чтобы засыпая и просыпаясь, мы могли сразу смотреть друг на друга. Казалось, так будет всегда: сердечная подруга будет всегда рядом.
Мы рассталисьпочти на два года: по распределению Нина уехала в Днепропетровск, я — в Камышин. Какой же радостной была наша встреча в мае 1981-го: со слезами, нашими фирменными словечками и планами на будущее. Таких встреч у нас было несколько.
А потом, как гром среди ясного неба, — телеграмма от моей мамы: «Похороны подруги 24 июля». Подвернув ногу и забинтовав ее, в каких-то ужасных тапках, я, как могла, бежала на автовокзал и выплакивала слова: «Только бы не Нина». Но это была именно Нина. Ее, едущую на велосипеде от старшей сестры, сбил пьяный водитель. И оставил близ старокотовского моста (езды до дома оставалось минут 5 — 7). Она умерла 22 июля.
С тех пор прошло 42 года. За это время боль моя присмирела. Но я по-прежнему, увидев что-то забавное или интересное, думаю: «Не забыть рассказать Нине…». По-прежнему делюсь с ней своими заботами и прошу совета. Говорю так: «Нонка, я что-то не знаю, как поступить». Тогда она приходит в мои сны, в которых мы веселые и радостные, глядим друг на друга и не можем наглядеться…
Зоя Соколова
