Все будет хорошо…

Тем меньше детей

Против собак я лично ничего не имею. Более того — люблю и жалею их. Больных, бродячих, увечных. Тех, кто намертво привязан во дворе, несет службу в непогоду.

Тех, кто живет в комнатах и спит на хозяйских койках, — не очень. Особенно не люблю, когда их няньчат молодые женщины. Умывают их, расчесывают, стригут шерсть и когти, наряжают в костюмы, обувают в туфельки и целуют прямо в пасть. А те закатывают глаза в изнеможении: «Достала своей любовью…»

Мне хочется, чтобы женщины носили на руках деток, ласкали их, ворошили их легкие волосы, чмокали в трогательную макушку, играли с ними, подстригали крохотные перламутровые ноготки и целовали в шелковую пяточку.

А то ведь что получается? Чем больше собак в квартирах — тем меньше детей.

В унисон с моим

Едва я открываю дверь в детскую — прямо с порога меня окутывает легкое облако, пахнущее карамельками и тобой. Твоя хрупкая нежность и ясная чистая прелесть, исходящая не только от тебя и твоей кроватки, но и от стула с сидящей на нем понурившейся игрушкой, от невыключенной лампы со слабым свечением, от книжек-раскрасок и карандашей, от смешных тапочек-собачек, брошенных небрежно, умиляет меня.

Я тихонько подхожу к тебе, уминаю пальцем подушку, чтобы тебе лучше дышалось, касаюсь тонких волос, крылом откинутых вверх, поглаживаю родную ладошку, доверчиво вывернутую рыбкой, слушаю твое дыхание и в который раз понимаю, что ближе тебя, доченька, у меня нет никого на свете.

Я замираю среди комнаты, маленькой комнаты, где на коврике у кровати я сплю, когда ты болеешь. Когда у тебя жар, когда хрипы приподнимают твою грудку, под которой судорожно бьется оперированное сердечко. Я тогда твержу без остановки: «Все будет хорошо… Все будет хорошо…» Эти слова я стараюсь говорить быстро и уверенно, убеждая тебя и себя. И мы обе верим этим словам.

Сегодня у тебя действительно все хорошо. Сегодня, я знаю, твое сердце бьется спокойно, в унисон с моим. И эта уверенность дает мне ощущение полного счастья.