У меня не было семьи
Все мы родом из детства. Из семьи, в которой выросли. И которую волей-неволей копируем, создавая свою собственную. А если копировать нечего? Набиваем шишки. Разводимся. Не создаём семьи вообще.
Эти истории – реальные. Они о нас с вами.
Ирочка
Меня воспитывала бабушка. Мама жила своей жизнью и лишь изредка приезжала к нам. Она была такой молодой и красивой, что я не воспринимал ее как свою мать. Бабушка называла ее Ирочкой, и я про себя ее называл точно также. И, странное дело, чем реже я видел Ирочку, тем сильнее любил ее. Я же был ребенком и не понимал, что моя мать просто пихнула меня бабушке, чтобы я не мешал ее жизни. Она не видела, как я болел, не переживала за меня, когда я сгорал от температуры, не сидела у моей постели и не читала сказок, чтобы отвлечь меня от расчесывания болячек от ветрянки, не гладила по голове, утешая, когда я просто плакал без причины…
Ирочка была для меня праздником! Она привозила мне конфеты, шоколад, фрукты, новую одежду. Водила в парк, где я катался до упаду на всех качелях и каруселях. Или в кино на детский фильм. Или вела в кондитерскую, где мы ели пирожное и мороженое. Или просто брала такси, и мы катались по городу, глядя на нарядных и беспечных людей. На другой день она вкладывала в бабушкину руку купюры и говорила: «Прости, но мне пора… Меня ждут». Мне она ничего не говорила, не называла любимым сыночком, просто притискивала мою голову к себе, дышала мне в макушку и резко уходила со двора в красивом платье и туфельках на тонких каблучках.
Однажды мама перестала приезжать. На мои расспросы бабушка сказала, что Ирочка пошла в горы с туристами и не вернулась. Для меня, маленького, это не было горем – я думал, вырасту, тоже пойду в горы и найду там маму…
Бабушка была моим ангелом-хранителем. Она прожила долгую жизнь и, уходя, горевала лишь о том, что я не создал своей семьи….
Мирись-мирись
Нас у родителей трое детей: все мы родились через два года друг от друга. Я – средняя. С братьями, случалось, дрались, и потом не разговаривали. Мама, заметив, что мы «в контрах», не находила ничего лучшего, как подозвать нас к себе и заставлять обниматься, целоваться, брать друг друга за мизинец и хором говорить: «Мирись-мирись и больше не дерись!»
Мы всё это проделывали, но если бы знала мама, что творилось в наших душах! Мне хотелось плюнуть в лицо обидчика, а ему – в мое…
Мы давно не дружим с братьями… Мы – чужие…
Хороший человек
Не знаю, о чем думали родители, увеличивая поголовье нас, детей. Когда нас было уже четверо, отец с матерью бесконечно ругались, то замолкали на долгие недели. Мы заглядывали им в глаза, пытаясь поймать заинтересованный взгляд, хвалились отметками… Увы, им было не до нас.
Когда родилась пятая, сестра, мы, старшие, стали разъезжаться. Кто в техникум, кто в училище, подальше от дома. Младшая сестра не принесла в семью лад: мать с отцом разошлись, проживая под одной крышей. Что это была за жизнь – не хочу даже думать. Мама была взвинченной и лишь окликала: «Катька, Надька, Людка…»
Я вышла замуж рано. По любви. Но не знала, как вести себя в той или иной ситуации. И тогда стала копировать свою маму: замолкала, обидевшись; не готовила еду, огорчившись; бросала мужу неглаженную одежду, разозлившись. Мы расстались, и я с сыном, гордо отказавшись от алиментов, вернулась домой.
Меня не ждали. Ни мне, ни моему сыну в родительском доме места не было. Нет, нас откровенно не гнали, но даже мой маленький сын чувствовал всеобщую атмосферу нелюбви. Мы ушли в общежитие. Я стала работать на стройке, чтобы получить квартиру. После основной работы нанималась на ремонт домов и квартир, сына брала с собой. Куда его девать? Он помогал по своим силам, мы с ним разговаривали о том, о сем. Однажды он сказал во время очередного ремонта: «Хороший ты человек, мама…»
Мы пережили с ним всё: и смерть родителей, и его нелегкую службу в миротворческих войсках в чужой стране. Сейчас живем вместе: я – у него. Такое это, поверь, счастье! С сестрами? Нет, не общаемся. Знаешь, мы и семьей-то не были.
У меня не было семьи
Нет, она, конечно же, была. В ней меня с детства любили, жалели, понемножку баловали и никогда не ругали.
Может быть, мама говорила эти слова и раньше, но они не отпечатывались в моем детском уме. А тут – раз и всё: «Свой своему – поневоле друг» превратились в образ моей жизни.
Выросли мои старшие брат и сестра и вместо того, чтобы заняться собственным жизнеустройством – пустились во все тяжкие. Брат попал в тюрьму, а сестра запила.
Мама давала мне задания: купить теплое белье тюремщику и отправить ему. Положить туда сигарет и сладкое. Найти сестрицу в притоне и привести ее.
Моей жизни больше не существовало: как же, «свой своему…». У меня практически не было отпусков, выходных и личной жизни: надо было лечить, везти в больницу, доставать лекарства, подавать, помогать и утешать вкусненьким.
А мне так хотелось, чтобы моя семья состояла не только из беспомощных инвалидов, о которых надо постоянно заботиться. Хотелось нормальной жизни, хотелось, чтобы мне звонили по телефону и приходили в гости, и чтобы мне тоже было, куда пойти в праздник или день рождения.
Прийти не в больницу, а в обычный дом, подарить подарок и сеть за празднично накрытый стол. Чтобы меня слушали, говорили со мной, а не только ждали моих действий и проявления милосердия и подаяний.
У меня никогда не было семьи.
Записала Зоя Соколова
