Гадина

Мы с Мариной учились в одной школе. Дружны не были, но при встрече всегда улыбались друг другу: «Привет!» Долго не виделись, а увидев меня однажды, Марина просто обрушила на меня историю своей жизни.

ГАДИНА

-Гадина, — с ненавистью прошипел мне Андрей, когда его увозили в хоспис. Он еще не знал, что после хосписа он отправится в психо-неврологический интернат. Навсегда.

Поженились мы в студенчестве. Как по заказу, после защиты диплома родились две дочки-погодки. Мы с мужем много работали, чтобы прилично жить, чтобы учить дочек грамоте, музыке, языкам, чтобы дать им достойное образование. Сейчас они живут в столице, обзавелись семьями и детьми.

Дочери давно уехали от нас с Андреем, и они не знали, как мы жили без них. Я не рассказывала им ничего, говорила, что все хорошо.

Когда завод, на котором работал Андрей, прекратил свое существование, мы не впали в отчаянье: все накопления вложили в свой бизнес. У нас получилось. Получился месяц, год, два. А потом Андрей запил. Сначала, стесняясь, утрами просил: «Мариш, давай ты одна сегодня поедешь – мне нездоровится». Я соглашалась, ехала за рулем, возвращалась – Андрея то не было дома, то он был пьян. Так стало всегда. Я плакала, просила, взывала к совести. Совести уже не было. Алкоголизм его прогрессировал, превращая некогда любимого и умного человека в дурака.

В тот мартовский день случился сильный гололед. Если на работу с утра я еще как-то доехала и удачно поторговала перед праздником, то домой, в соседний город, ехать уже было невозможно. Но нужно. Потому что пришел новый товар и его надо выкупить. Вышла к заправке и стала «голосовать», имея немалую сумму в кармане. Машин мало, да и те – мимо. От страха, голода и холода стала плакать, как вдруг остановилась машина и господин, что за рулем, перегнувшись через сиденье, открыл мне дверь. Потому что я ее открыть не могла закоченевшими пальцами. В салоне было тепло и уютно.

Он ничего не спрашивал – я все ему рассказала сама. И про всегда пьяного мужа. И про то, что я – основной добытчик, а он – основной тратчик. И про бизнес свой непредсказуемый. И про дочек, что так далеко. И про то, что нет в живых мамы и отца: они бы не допустили такой моей разъездной жизни.

Подъехали к моему дому – я сказала адрес. На меня напал ступор – боюсь идти домой и все. Господин, назвавшийся Игорем, спросил: «Хотите, вместе поднимемся в квартиру?» «Нет!- отвечаю, — я сама!». «Давайте, — предложил он, — сделаем так: поднимайтесь, и если все в порядке – махните рукой в окошко!»

Я вошла. Андрей, будучи совершенно пьяным и голым, стал кривляться и громко говорить какие-то гадости. И хотя я все это видела не раз и не два, зарыдала в голос. Потому что только что замерзла, боялась, а потом открывала душу незнакомому человеку, который слушал меня и ничего не уточнял. Дверь резко открылась – это вошел Игорь. Он взял меня за руку и почти силой вывел из дома. Говоря какие-то слова негромким голосом, усадил в машину и отвез меня к моей подруге. На следующее утро он приехал, чтобы, задействовав все свои связи, устраивать Андрея в хоспис и оттуда — в интернат.

Мы с Игорем стали жить вместе, не расписываясь и не строя никаких планов. Первое время я часто просыпалась с бьющимся у горла сердцем: так страшно напоминал о себе Андрей. Но постепенно я успокоилась, потому что Игорь очень тактичный человек. И очень надежный. Мы оба любим детей: и моих, и его от первого брака, радуемся внукам. Мы ни в чем не нуждаемся. Мой маленький бизнес – больше не работа, а, скорее, моя забава. Теперь я не езжу за рулем – Игорь отвозит меня на работу и забирает. Иногда он вспоминает, как подобрал меня на безлюдной трассе: зареванную, сжавшуюся, с нелепым пакетом в руках, который от ветра и снега закручивался вокруг ног. И шутит: «Чуть мимо своего счастья не проехал!»

Андрей? Его, знаешь, уже нет в живых. Я давно простила его. А вот он меня – нет. Иногда, ни с того, ни с сего, почудится мне его полушепот-полукрик: «Гадина…»

Зоя Соколова