Камень

У Татьяны все шло по намеченному плану: десятилетка, институт и лишь потом – личная жизнь. Нет, личная жизнь все-таки случалась, но тщательно скрываемая и от этого какая-то неполноценная.

Чувство неполноценности будет преследовать Татьяну и потом, когда запланированное вроде бы исполнилось: она устроилась на хорошую работу и вышла замуж за порядочного парня, а вот детей у них не было.

Взять кроху из роддома супруги не решались: опыта ухода за младенцем не было, да и кричит он, и спать не дает, и пеленки марает. Вот бы взять ребеночка постарше, чтобы на своих ножках был – мечтали жена с мужем. Случай представился скоро.

Работая в образовании, Таня услышала, что в селе лишают родительских мамашу-пьяницу, у которой имеется четверо детей мал мала меньше.

Поехала Таня за малышкой (они хотели только девочку!) одна. Чтобы выбрать поздоровее, чтобы на девочку откликнулось ее сердце. Так получилось, что она опоздала. Детей, что посимпатичней и поздоровее, уже разобрали, и ей досталась годовалая девочка: головастая и немного косенькая, однако, несмотря на неказистость, — милая. Со светлыми волосиками, с тонкими ножками, она сидела среди каких-то тряпок и ждала своей участи. Тане стало ее так жалко, что она позабыла свою мечту о красивой девочке в белом платьице с бантом и обязательно с именем Лидочка – она схватила девочку (кроха из-за невнимания матери и, возможно, нездоровая, не только не ходила, но и не стояла) и , прижав ее к себе, пошла к ожидавшей вдалеке машине.

Малышка, названная-таки новыми родителями Лидочкой, нуждалась в неусыпном внимании. Она не могла посещать детский сад – там она сразу заболевала. Не играла с детьми во дворе – они ее толкали и шпыняли. Единственной ее радостью и другом стал велосипед.

Училась Лидочка плоховато – ее даже пришлось перевести из обычной школы во вспомогательную. Но худо-бедно аттестат она получила, родители общими усилиями выучили ее в местном учебном заведении и даже выдали замуж.

Все эти годы Лидочка оставалась слабенькой, слава Богу, порочное начало, полученное от алкоголиков-родителей, не давало о себе знать. Врушкой, правда, была Лида, лентяйкой и притворщицей, а так ничего, покладистым характером радовала родителей и мужа. Все изменилось в один час.

Собрались выпускники Лидочкиной школы в теплый июньский вечер. И Лида пошла. Как все. Однако оттуда не вернулась. Ночь прождали ее близкие, а днем начали искать. И нашли. Пьяную, в компании таких же, как она. И все. И пропала Лида. Дрянные гены, дарованные маменькой, восторжествовали. Псу под хвост пошли восемнадцать лет внушения порядочного образа жизни – никакие вразумления больше не действовали: свобода была слаще посулов, слов и действий.

Муж откачнулся от Лиды сразу, а родители – нет, не смогли. Они, конечно, скрывали от окружающих ужасную правду, но городок-то маленький и, хочешь-не хочешь, а свидетелем чьих-то неблаговидных поступков станешь.

Стали поговаривать люди, что раз в неделю Татьяна с мужем подъезжают к одному из притонов, кричат-зовут Лидочку, она выходит и…

— Она подходит к нам, — говорит Татьяна, — вонючая, грязная, пухлая, но все время улыбается – нравится ей такая жизнь. Мы просим ее раздеться, она оголяется, не стесняясь отца, я обтираю ее тряпкой, намоченной спиртом, чтобы заразу не принесла, и усаживаю на заднее сиденье машины. И прикрываю старенькой простынкой ее наготу. Привозили ее домой, купали в четыре руки, и сажали за стол.

Она чистая, розовая, в нарядном халате вроде бы становится прежней Лидочкой, которую мы любили, жалели и пестовали. Мы с мужем кормили ее, она с удовольствием ест, и все мы становимся похожими на семью.

Спустя пару часов Лида начинает томиться и поглядывать на часы. Я вздыхаю. Потому что понимаю – спектакль под названием «нормальная семья» заканчивается, и Лиде уже хочется вернуться в свое мерзкое гнездо, к своей новой семье.

Как-то пыталась задержать ее, так она, знаешь, что мне прокричала? «Уроешь, сука, если не пустишь…» Я растерялась. Это я-то сука? Та, которая ставила ее на ноги? Которая утирала ей слезы и сопли и бросалась на каждого, кто посмел было обидеть Лидочку? Которую она обнимала своими неловкими ручками и на которую смотрела, не моргая? Которая изучила всю программу школы и училища, включая практику? Это я-то сука?

Что-то оборвалось во мне, знаешь… И жалко ее, и обидно, и стыдно…Больно, одним словом.

Изредка я возвращаюсь к тому далекому дню, когда несла Лидочку из ее родного грязного дома. Знаешь, какой она мне тогда показалась тяжелой, как камень! Я несла ее и задыхалась от груза, и ее ножки –соломинки, безвольно болтавшиеся, били меня при каждом моем шаге.

Камень она и есть. На всей моей жизни камень.

Зоя Соколова