Расчешите сестре кудри

Не знаю, застали ли вы то время, когда на улицах старого Котово появлялись старьевщики. Я застала.

Жили мы в некогда поповском доме напротив правления колхоза «Путь к коммунизму» по улице Политотдела. Деревьев тогда у дома не было – их потом посадили мои родители,- палисадника не было, даже забора, по-моему, не было. Так вот, примерно раз в месяц со стороны Лапшинской улицы (она была короткой – немного домов за мостом и все) пылила повозка, запряженная смирной лошадью. Рядом с повозкой шел человек, всегда почему-то одетый в негнувшийся дождевик.

— Рога, копыта, галоши, тряпье принимаем! – зычно кричал он.

На передке телеги стоял ящик с сокровищами. Их было видно: свистульки, шарики, куколки-голышки, переводные картинки, нитки-мулине.

Как только старьевщик останавливался близ нашего дома – вокруг было много простора, — к нему, торопясь и спотыкаясь, бежали дети, волоча за одну руку младших сестренок-братишек, а другой прижимая к груди старые мешки, резиновые сапоги и даже более ценные вещи.

Рогов и копыт у нас не было, галош в тот момент, вероятно, тоже. Зато было папанькино пальто, когда-то сложенное и уже уплотненное от долгого лежания. С цигейковым черным воротником, не старое. Старшие братья, а с ними и я, протолкнулись со своим добром поближе к старьевщику.

Поскольку взрослые никогда ничего не выносили утильщику (это было исключительное право детей), а тут вполне носимое пальто – старик было засомневался. Но бросил его в кучу «рогов-копыт» и принялся выдавать вознаграждение.

Мне досталась новенькая, еще липкая от красок, свистулька и переводные картинки, братьям – рыболовные крючки. Они их тотчас сосредоточенно и тщательно закололи в подкладу кепок – самое верное хранилище всех мальчишеских ценностей. И на всех одну дал роговую расческу. Со словами: «Кудри сестре расчешите!» (Это он заметил мою скромную кудрявость.)

За пальто братьям крепко попало. На мне же гроза в доме никак не отразилась: я мочила водой переводные картинки, лепила их, где попало, и пальцем скатывала бумагу, являя свету котов в сапогах, дружных поросят и зайчиков. И посвистывала в свистулечку.

Той расческой мы не пользовались (только в исключительном случае, я об этом расскажу). Потому что ее зубья были плотными и очень острыми. Она просто лежала в местечке, однажды определенном ей мамой среди пуговиц – светло-серая, почти белесая, с радужным переливом.

Затерялась она во время переезда из родного дома – до нее ли было, когда рвалась душа?

Вот вы скажите: ну, расческа и расческа. Что с того? А за ней стоит детское ожидание счастья: получить в подарок какую-нибудь пустяковину и прижать ее прямо к сердцу.

Комментарии0