С мольбой о мире
Недавно в городе услышав настоящую немецкую речь не с экрана телевизора, а вживую, почувствовала леденящий ужас. Более того, мне показалось, что волосы на затылке поднялись сами собой. Это было что-то глубинное, что шло изнутри, видимо, страх и враждебность к немецкой речи влили в мои вены, вбили в код ДНК мои родители, прошедшие адскими дорогами войны от Сталинграда до Берлина.
Пару лет тому назад побывала в Россошках, что близ Волгограда. Там находится одно из немногих в России немецких военных кладбищ. Там же располагался концентрационный лагерь советских военнопленных и мирных граждан. И там я испытала неведомые прежде чувства.
Вообще-то в Россошках кладбищ два. Одно — советских солдат. Это и братские могилы, и одиночные захоронения с установленными именами и фамилиями. По другую сторону дороги — немецкое кладбище. Даже не кладбище, а целый комплекс. С Поклонным крестом, с гранитными кубами с примерной гранью в 1,5 метра, на которых написаны имена 120 тысяч немецких солдат и офицеров, которые (кубы) я считала-считала, да на 58-м и сбилась. С непосредственно захоронением, которое представляет собой могилу диаметром метров 50 и высотой метра в три. С плитами, на одной из которых начертано: «Нашим павшим товарищам и бывшим противникам в память, с мольбой о мире».
Уж, не знаю, кому принадлежала инициатива такого перезахоронения вражеских воинов на сталинградской земле, но останки везли из Ростовской, Воронежской областей и Северного Кавказа. И с участием родственников погибших предали земле 21 003 воина.
Ходить по этой земле, покрытой окопами и воронками, очень нелегко – ноги все куда-то проваливались и увязали. Стояла такая августовская жара, что воздух колебался, и в этом колебании мне то и дело мнились люди. То солдат в высокой фуражке с рвущейся с поводка собакой (непосредственно рядом с комплексом находился концлагерь), то измученные люди, бредущие по выжженной солнцем земле. Они то и дело оказывались в поле зрения. Но я-то знала, что здесь одна! И от страха стала задыхаться.
Чтобы чуть прийти в себя, подошла к кирхе – она тоже стоит рядышком. Постояла у закрытой двери, уткнувшись лбом в нагретую стену и повернулась к захоронению. И почувствовала, что двадцать одна тысяча немцев внимательно следит за мной.
— Знаете что, — начала говорить им я, сфокусировав взгляд на цветах, лежащих у имени Вернер Булке, вас сюда никто не звал. Вы сами пришли. Вы выжигали огнем наших людей – я помню рассказ маминой подруги тети Ани Овчаровой (она была родом из-под Минска). Вы травили их обученными собаками. Вы пытали их. Вы обливали их водой и оставляли на морозе. Вы пришли сюда и поэтому остались здесь.
Я говорила им еще что-то обвинительное и от напряжения устала. И вдруг с тоской подумала: «Когда же окончится эта война?»
Великий Суворов говорил, что война не закончена, пока не похоронен последний солдат. Тогда уж получается, что Вторая мировая никогда не окончится. Потому что многих так и не найдут. А еще кто-то говорил, что война закончится, только когда каждый закончит ее внутри себя.
Для меня вот она никак не кончается…
Зоя Соколова
